Темнота в себя пространство заключила.
С чердаков сползли потрёпанные тени.
Вечереет быстро... Всё же в чём причина
этой грусти неотступных размышлений?
В тихом доме пар над чайником витает.
И на улице фонарь, высокий, ясный.
Только многого, поверь, мне не хватает.
Ежедневно, еженощно, ежечасно.
И, наверно, ни при чём здесь время года.
Не повинны ни сырая мгла тумана,
ни лохматый листопад в моих невзгодах.
Просто в сумерках, сгущающихся рано,
стройный разум подчиню на время духу,
оглянусь назад, стреножив резкость шага,
и увижу вдруг, что где-то слишком сухо,
не объято место пусто доброй влагой.
А другое место залито водою.
Не горячей, не холодной - тепловатой.
И, затопленные вкрадчивой волною,
поплавком пустым, ни в чём не виноватым,
мы плывём, плывём, плывём по воле ветра.
И ничто остановиться не поможет.
Ведь "терпеть" не есть "страдать".
И, знай, от века "замирать" и "умирать"
лишь корнем схожи.
Но я большего и требовать не смею.
Лишь позволено мне будет в эту осень
осознать, вдохнув печали и немея,
то предчувствие, что сумерки приносят:
пусть на кресло свет приветный ниспадает
и на улице фонарь, высокий, ясный.
Но сырые корни тьма вокруг пускает.
Ежедневно, еженощно, ежечасно.
Анатол Имерманис
Перевод с латышского Надежды Бабицкой
Journal information